Свобода воли — иллюзия. К такому консенсусу сходятся люди, принимавшие галлюциногены, освоившие медитацию и пережившие околосмертный опыт. Понятно, что просто объявить об этом недостаточно. В нормальном состоянии нам всем, конечно, кажется, что мы принимаем все решения абсолютно самостоятельно, и что ничем, кроме свободы воли, это не объяснить. Поэтому я придумал метафору, позволяющую кое-как увязать реальность с нашим восприятием.
Взглянем на религию. Как модель мироздания, религия характеризуется способностью объяснить абсолютно любое событие задним числом, однако никогда ничего не может предсказать.
То же самое можно сказать о сознании. Оно — не более чем бессильный наблюдатель, вынужденный давать объяснения происходящему, просто чтобы не сойти с ума. Решения принимает не оно, а множество черных ящиков, сложная иерархия которых и называется мозгом.
Откуда мы знаем, что это действительно так?
В 80х годах Бенджамин Либет провел серию экспериментов, показывающих, что осознание своего решения человеком происходит позже, чем появляется электрический импульс, соответствующий этому решению. Одной из интерпретаций этих результатов является модель, описанная выше. И сами по себе они не были бы особенно интересными, если бы не подтверждали подозрения, копившиеся у медиков уже многие годы.
Гораздо более пугающие результаты давало изучение повреждений мозга. В частности, оказалось, что при разрыве связи между его полушариями каждое из них как бы обретает собственную волю и сознание. Если закрыть пациенту с таким повреждением глаза, одна половина его тела просто не будет знать, что делает другая, что приводит к абсурдным ситуациям. Но каким-то образом он обучается вести себя, как здоровый человек. Его сознание (или сознания) продолжает находить все менее и менее правдоподобные объяснения происходящему, и даже умудряется синхронизировать действия полушарий, используя для этого органы чувств. Возникает закономерный вопрос: если сознание так хорошо адаптируется к интерпретации противоречий, не в этом ли заключалась его первоначальная функция?
Самое смешное, что к похожей модели уже пришли и разработчики искусственного интеллекта. После многочисленных скандалов по поводу предвзятости алгоритмов машинного обучения, представлявших собой те же черные ящики, они начали создавать новые алгоритмы для объяснения решений существующих.
Но предвзятость — не основная проблема черных ящиков. Гораздо хуже то, что их нельзя сделать устойчивыми к взлому. А еще хуже то, что невозможно определить, когда их все-таки взломали. И относится это не только к искусственному интеллекту, но и к человеческому мозгу. И, наконец, вишенкой на торте выступает тот факт, что искусственный интеллект как раз и является лучшим инструментом для взлома мозгов.
В «Эффекте шимпанзе» я изложил три возможных пути создания сильного ИИ, и они не были слишком оптимистичными. Но реальность, похоже, будет еще хуже. Самая главная цель создания сильного ИИ, как и самая главная его опасность — это власть над людьми.
«Следуй за своим сердцем» — не лучший совет во времена, когда существуют корпорации и государства, способные взломать твое сердце. — Юваль Ной Харари
Но что с самым распространенным аргументом за свободу воли? Как мы можем наказывать преступников, если их действия были предопределены?
Тут нужно просто посмотреть на вещи с другого ракурса. Наказание — это и есть один из факторов, предопределяющих, будет ли совершено преступление. Если бы мы каким-то образом могли поддерживать в обществе убежденность, что наказания применяются, не применяя их на самом деле — так и стоило бы сделать.
Но наказание — это последний рубеж. Огромное множество факторов — бедность, адекватность законов, психические проблемы, доступ к оружию — создают контекст, в котором человек в принципе может выбрать преступление. Отталкиваясь от предположения свободной воли, мы рискуем проигнорировать эти факторы и списать всю вину на индивида. Не важно, справедливо это или нет; в первую очередь это неэффективно, если наша цель — предотвращать преступления.
Короче говоря, у нас не только нет причин верить в свободу воли; у нас нет даже причин хотеть в нее верить.